Нора Галь, «Слово живое и мертвое»

Всюду одни и те же наскучившие штампы, каждому незатасканному слову радуешься, как доброму другу.
Говорят и пишут, к примеру: Эх, я ошибся, просчитался, иногда — дал маху, даже — сел в лужу… Но часто ли встретишь старое, выразительное — я оплошал?..
О подростке пишут: ловкий, находчивый, толковый, реже — смышленый. А как удачно в недавнем переводе: расторопный паренек! Отличная находка для competent!
<…>
Или вот о мальчике, которому страшновато и неуютно одному в темноте. Проще простого было сказать (так и сделали бы девять из десяти переводчиков) — ему стало холодно. А насколько лучше и как теперь нечасто встретишь: ему стало зябко.
Холодно и на душе, и в природе, человек смотрит на серое, зимнее, неприветливое небо — и обычно пишут: небо низкое, холодное, может быть, угрюмое… Но часто ли встретится слово стылое?
О холоде не в переносном, а в буквальном смысле тоже напишут скорее, что человеку очень холодно, он промерз, дрожал от холода, реже — застыл, окоченел, и совсем уже редко встретишь: продрог.